еще одно неотправленное письмо: мутация
Jan. 4th, 2006 10:11 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Когда пытаешься забыть, выкинуть из памяти, вырезать, изменяешься по мелочам. Много молчишь, еще больше спишь - с открытыми глазами. К тебе обращаются. Ты не реагируешь никак. Ты прислушиваешься к себе, под каждым лоскутком кожи обнаруживая собственную до боли зудящую память. Прислушиваешься и думаешь, как ее уничтожить. Как уничтожить себя. Как вынуть себя из себя.
А после начинаешь действовать. Ты меняешь все резко, намеренно, бесповоротно. Так опускается нож гильотины.
Твои волосы помнят - ты кромсаешь пряди волос, уничтожая их - на голове, на теле, везде, где можешь дотянуться. Волосы умирают, но память еще жива.
Ты убираешь ногти почти под корень, а потом покрываешь розовую роговицу чужеродной краской Смотришь и не узнаешь своих рук, заплетая в сознание чужую форму и размер, учишься воспринимать их как свои и единственно возможные. Наверно, меняются даже отпечатки пальцев, но память еще жива.
После... после ты отыскиваешь память глубоко под кожей. И сжигаешь собственную шкуру, как феникс, разводишь поминальный костер своей памяти. Вместе со старой шкурой с тебя медленно слезают воспоминания, а ты стоишь без покрова и без защиты, гладкая, как полированное зеркало, но где-то там внутри прячутся осколки отражения, и это значит, что память еще жива.
Но тебе кажется, что ее нет, уже нет, совсем нет. Под ложечкой не сосет, и руки уже не помнят чужие ладони. Все те миллионы капилляров, которые были пропитаны памятью, давно лопнули, выжжены, сгинули, и тебе кажется, что вот она - свобода. Но память еще жива.
И тебя дергает резко и больно, как нитка, продетая сквозь легкие, случайная связь. Голос - походка - какие-то дикие ассоциации, ты заглядываешь в лицо и понимаешь- нет, не он, померещилось, морок и ветер... А горечь тает на кончике языка, напоминая, что память жива.
И тогда ты миришься с тем, что память жива, ты понимаешь, что лихорадило и лихорадить будет, и пытаешься выплакаться, но вроде бы нечем, потому что в тебе убито все, кроме памяти. А память жива.
Тут ты начинаешь проклинать память... или молиться на нее... что, впрочем, одно и то же, а она ровно катит по венам, тикает секундной стрелкой в голове и напоминает: память жива.
А потом привыкаешь, как к традиции, к утреннему чаю, к вечерней ванне - к ударам памяти. Помнить становиться настолько нормой, что уже и себя не мыслишь без такой памяти, что никак без нее и никуда. Боль превращается в маленький личный ритуал, а ты мутируешь в ТУ_КТО_ДОЛЖЕН_БЫТЬ_ОДИН и слушать свою память. Вот в этот момент память умирает, ты совсем не узнаешь его голос... Память мертва, а привычка быть одной остается, и за этой привычкой не разглядеть ничего, даже самое себя.
И по привычке царапаешь еще одно неотправленное письмо, зная, что не только адресат выбыл, но и автор уже неизвестен...
А после начинаешь действовать. Ты меняешь все резко, намеренно, бесповоротно. Так опускается нож гильотины.
Твои волосы помнят - ты кромсаешь пряди волос, уничтожая их - на голове, на теле, везде, где можешь дотянуться. Волосы умирают, но память еще жива.
Ты убираешь ногти почти под корень, а потом покрываешь розовую роговицу чужеродной краской Смотришь и не узнаешь своих рук, заплетая в сознание чужую форму и размер, учишься воспринимать их как свои и единственно возможные. Наверно, меняются даже отпечатки пальцев, но память еще жива.
После... после ты отыскиваешь память глубоко под кожей. И сжигаешь собственную шкуру, как феникс, разводишь поминальный костер своей памяти. Вместе со старой шкурой с тебя медленно слезают воспоминания, а ты стоишь без покрова и без защиты, гладкая, как полированное зеркало, но где-то там внутри прячутся осколки отражения, и это значит, что память еще жива.
Но тебе кажется, что ее нет, уже нет, совсем нет. Под ложечкой не сосет, и руки уже не помнят чужие ладони. Все те миллионы капилляров, которые были пропитаны памятью, давно лопнули, выжжены, сгинули, и тебе кажется, что вот она - свобода. Но память еще жива.
И тебя дергает резко и больно, как нитка, продетая сквозь легкие, случайная связь. Голос - походка - какие-то дикие ассоциации, ты заглядываешь в лицо и понимаешь- нет, не он, померещилось, морок и ветер... А горечь тает на кончике языка, напоминая, что память жива.
И тогда ты миришься с тем, что память жива, ты понимаешь, что лихорадило и лихорадить будет, и пытаешься выплакаться, но вроде бы нечем, потому что в тебе убито все, кроме памяти. А память жива.
Тут ты начинаешь проклинать память... или молиться на нее... что, впрочем, одно и то же, а она ровно катит по венам, тикает секундной стрелкой в голове и напоминает: память жива.
А потом привыкаешь, как к традиции, к утреннему чаю, к вечерней ванне - к ударам памяти. Помнить становиться настолько нормой, что уже и себя не мыслишь без такой памяти, что никак без нее и никуда. Боль превращается в маленький личный ритуал, а ты мутируешь в ТУ_КТО_ДОЛЖЕН_БЫТЬ_ОДИН и слушать свою память. Вот в этот момент память умирает, ты совсем не узнаешь его голос... Память мертва, а привычка быть одной остается, и за этой привычкой не разглядеть ничего, даже самое себя.
И по привычке царапаешь еще одно неотправленное письмо, зная, что не только адресат выбыл, но и автор уже неизвестен...