дом на мысу

[karetu]

- И когда ты найдешь новую раковину, приходи, Джулия, - голос мамы звучит медленно, равномерно, как шум прибоя. Возможно, Джулия и не слышит этот голос, может быть, этот приглушенный шепот давно живет внутри ее головы, как поселился где-то в области виска размеренный прибой, как белыми сполохами в закрытых глазах кружатся чайки.
Джулия давно уже перестала различать, где граница между "снаружи" и "внутри". Она слышит скрип кресла-качалки: то ли мама привычно шелестит спицами, то ли ветер играется пылинками в пустом, потрескавшемся кресле, таком же старом, как и весь дом. Джулия давно уже не знает, что делать с этими сквозняками, призраками, мамой, собой, разваливающимся домом на самом мысу, на берегу океана.
Выйдешь - и холодные волны целуют ноги, подбрасывают ракушки в надтреснутые, как губы от простуды, дюны. Джулия любит собирать ракушки, сортировать их, различая по извилинам, изгибам, такие изящные и никчемые подарки моря. Потом, когда придет зима и шторма залягут в спячку, долгими вечерами Джулия будет выделывать нитки бус - белые раковины, красные кораллы, снег и кровь, и чайник будет шебуршать на кухне, а самую красивую раковину, венерин гребень, она, конечно, принесет маме, и та глянет на раковину своими незрячими глазами и, может быть, проснется вместе с домом. А пока до затишья еще полторы недели, и Джулия терпеливо, как золотоискатель, промывает зыбкий песок в поисках перламутровой добычи.
- Принеси мне новую раковину, Джулия, - голос мамы затихает где-то между пятым и шестым гребнями волн. Ветер хлопает деревянными ставнями старого дома. Мамы нет, кресло на веранде наверняка пустует уже много лет, а если и есть, она никогда, никогда не увидит раковины, и как она сможет отличить уже виденную от новой, никогда не бывавшей в ее ладонях, Джулия не знает.
Когда в подоле платья горстью насыпаны раковины, йодом начинают пахнуть не только волосы, но и пальцы, и дыхание. Вкус йода чувствуется, когда Джулия сглатывает слюну под языком. От йода трудно избавиться, и Джулия почти уже забыла, как это - не пахнуть йодом, но скоро пойдет снег, и тогда не будет ни йода, ни раковин, а только белая растянутая пелена, звонкая пустота. Зимой даже призраки впадают в спячку: ведь, чтобы поговорить с мамой, надо всего лишь принести ей новую раковину, совсем никогда не виденную, а зимой нечего носить. Это значит, кресло будет пустовать, это значит, в доме по ночам будет плакать тоненько и надрывно, как ребенок, сквозняк, это значит, долгое одиночество, и только бусы наматываются на пальцы, как четки - белые и красные, любовь и смерть.
Джулия внимательно оглядывает берег. Все собрано, все прибрано, ни единой раковины отсюда до горизонта, до самой весны. В ее руках тридцать новых, невиданных ракушек, а значит, на тридцать первый день призраки перестанут приходить в заброшенный дом на мысу, и она сойдет с ума от белой тишины.
Джулия садится на корточки и безнадежно ерошит замерзающий песок.
- Зачем тебе раковины, мама, - шепчет Джулия.
Неважно, зачем ей эти раковины, важно, что если раковины есть, она садится у огня, и старое кресло скрипит от тяжести. Можно взять ее за руку и долго держать, прикасаясь к памяти, можно болтать ни о чем, можно так много всего успеть.
Главное - не думать о том, что будет, когда раковины окончатся.
Наметанный глаз Джулии выхватывает яркое пятно на берегу. Она раскапывает песок и вытягивает еще одну раковину.
Такой у нее точно нет.
- Я принесла новую раковину, мама, - бурчит Джулия себе под нос, переворачивая находку.
***
- Я никуда отсюда не уеду. Я прожила тут всю жизнь и помру тоже тут, - голос Мэри тверд настолько, насколько может быть тверд голос 80-летней старухи.
- Отправляйтесь в свой дом престарелых сами, - наступает Мэри, - а я остаюсь здесь. Я не одна. Дочка часто меня навещает...
- Но зима... вам может понадобиться помощь... нельзя же так. Ваша дочь Джулия погибла 15 лет назад, поймите, надо смириться, - отчаянно лепечет представитель социальной службы.
Мэри смотрит сквозь него, пытаясь выпрямиться. Люди слепы и совершенно не замечают, что там, на берегу, Джулия уже нашла новую раковину и бежит, торопится к маме.
- Извините, я занята, - с достоинством раскланивается Мэри, - дочка скоро придет, надо варить обед.
За захлопнутой дверью слышится шум отъезжающего авто. Мэри трясущимися руками ставит на плиту чайник, потом плюхается кресло. Джулия непременно принесет ей новых раковин, и девочке совершенно ни к чему знать, что ночью Мэри, съеживаясь от холода, будет рассыпать их по пляжу. Джулия не заметит, раковины так похожи одна одна другую в своей неповторимости, и, чтобы раковина стала новой, достаточно перевернуть ее.