Александрия

Милый, он плоть от плоти, кровь от древнейшей крови,
Цезарион, мой мальчик... Слуги! В покое пыльно.
Слушай меня, Антоний, ложе почти готово,
Ласково лижет море берег Александрии.

Там, на чужих галерах холодно. Верно, страшно.
Я не смогу без Нила. Я не смогу без Нила.
И не проси, Антоний, царство в руках отважных
Будет. Ну что мне Август? Морось окно застила.

Хочешь - на шею жемчуг, хочешь - по сердцу камнем,
Письма пиши супруге, может, тебя припомнит.
Нил разольется ночью плотным густым туманом.
Знаешь, когда-то Цезарь... Ты ученик, Антоний.

Мне не пойдут колодки. Глянь на мои запястья.
Слишком узки. Рабыни, знаешь, таких не носят.
Там, за морями, в Риме ты позабудешь страсти.
А у Октавьи, слышишь, длинные вьются косы.

Он обещал свободу. Мирно на Палатине.
Спрятан в короне урий. Дверь за собой запри - и
Прялка, жена да лары. Вечность моей гордыни.
Ласково лижет море берег Александрии.

Александрия

Милый, он плоть от плоти, кровь от древнейшей крови,
Цезарион, мой мальчик... Слуги! В покое пыльно.
Слушай меня, Антоний, ложе почти готово,
Ласково лижет море берег Александрии.

Там, на чужих галерах холодно. Верно, страшно.
Я не смогу без Нила. Я не смогу без Нила.
И не проси, Антоний, царство в руках отважных
Будет. Ну что мне Август? Морось окно застила.

Хочешь - на шею жемчуг, хочешь - по сердцу камнем,
Письма пиши супруге, может, тебя припомнит.
Нил разольется ночью плотным густым туманом.
Знаешь, когда-то Цезарь... Ты ученик, Антоний.

Мне не пойдут колодки. Глянь на мои запястья.
Слишком узки. Рабыни, знаешь, таких не носят.
Там, за морями, в Риме ты позабудешь страсти.
А у Октавьи, слышишь, длинные вьются косы.

Он обещал свободу. Мирно на Палатине.
Спрятан в короне урий. Дверь за собой запри - и
Прялка, жена да лары. Вечность моей гордыни.
Ласково лижет море берег Александрии.