ненужные псы

[karetu]

Говорят, у собак тоже есть свои святые, но люди не знают их имен. А собаки помнят, и им не очень важно имя.
Давным давно, когда небо тесно оплетало облаками землю, а горы были моложе, где-то высоко в горах раскинулась маленькое селение. Спокойно текла жизнь на высоте, стада овец бродили по зеленым пастбищам, коровы в изобилии давали молоко, но славу деревни составляли ее псы - мощные, сильные создания, охранявшие жителей и от хищного зверя, и от недоброго взгляда, и от непогоды, и от неудачи. Уважали люди псов и в праздники, и в будни, щедро делились с ними припасами, и не обходила удача селение стороной, славилось оно изобилием.
Но времена меняются, как меняется погода, как всходит и заходит луна, и вот пришло оно, время перемен. Неурожайные года настали в селе, и скота стало меньше, но люди по-прежнему верили в удачу и помощь псов даже в минуты бессилья и отчаяния, а псы оставались рядом - у знатного породистые тяжеловесы, а у последнего нищего дворняги-полукровки, но и богач, и бедняк почитали их одинаково, ибо в горах пес и согреет, и накормит, и защитит. Тогда-то, в один из черных годов, пришел в селение проповедник. Не один пришел, с семьей, за ним брели жена с дочерью-красавицей, девушкой с лунными очами и кожей цвета льда на солнце - все умела, все могла ледяная дева, да только не плакала, чуть что - рассыпалась смехом мелкими колючками под кожу, инеем в висок; шли они, и метель пестовала их следы, и зима опускалась на плечи.
Сельчане добородушно встретили пришельца, уважали они странников, а проповедников вдвойне, за близость к богу. Дали ему с семьей кров, справили дом, подарили самого лучшего щенка, ибо что за горец без своего пса. А проповедник все молчал и рта не размыкал, ибо ждал он праздника и знака.
И вот воскресным днем растворились врата церкви, и ступил туда странник, поднялся на кафедру, и ледяным огнем обжигала речь его. И говорил он не о мире, но о гневе, не о тишине, но о грохоте, не о покое, но о боли, не о лете, но о зиме: ибо далеко ушли от господа зимы селяне, много у них святых и застилают они деревне божий свет, и даже псов они почитают превыше создателя, а меж тем каждая скотина и тварь в земле служит для пользы человека, и износившиеся орудия выбрасывают...
И сердца слушавших леденели, как леденели очи дочери проповедника, и руки становились холодными, как дыхание зимы на волосах жены странника, и разговаривали они меж собой звеняще, как звенят сосульки на карнизах церкви.
И шла толпа жителей по селу, и отбирали они средь псов полезных и бесполезных, и износившихся да старых гнали прочь, ибо нет людям ни святых, ни посредников, ни привязанностей, а только они да ледяное дыхание господа зимы вверху, в небе.
Дошла толпа почти до самой околицы да и добралась до нищей хижины. В хижине обитала девушка, сирота без роду, без племени, ни козы, ни овцы, и из псов - дворняга старая трехногая. И вопросил проповедник: есть ли у тебя привязанности, и есть ли для тебя святое в земле этой?
Посмотрела молодая нищенка в глаза ледяного странника и показала на старую дворнягу: есть.
- Есть, - зашебуршали замерзшие деревья.
- Есть, - засвистел ветер.
- Есть, - осыпался снег с кровли хижины.
- Изгони ее, - люто глянул проповедник, и замолчали зачарованные жители, только колокольцами рассмеялась ледяная дочка странника, красавица, да старухи мели взглядами пол так, что снег скрипел.
А нищая девчонка и не подумала слушать странника, прижала к себе псину да вылезла через заднюю дверь за порог - и в вековой лес, пойди разбери ее следы. Терять ей нечего, а самое дорогое взяла она с собой.
Наутро проповедник собрал ополчение, окликав девицу ведьмой. И собрались жители, суровые и серьезные, мужчины и женщины, и дети, и подростки, кто с рогатиной, кто с серпом, а кто с кинжалом, ловить ведьму горную. И вела народ дочка проповедника, прекрасная, как зима во плоти, и звонкая, как горный хрусталь, и кто видел такую красоту, готов был пойти на край света, не только прочесать местные ущелья да чащобы.
Долго ли, коротко ли, настигли они нищенку с дворнягой на мосту над пропастью, и вихри раскачивали мост так, что любой человек запросто сгинул бы в этой снежной круговерти.
Но засмеялась ледяная дева, дочка проповедника, и как осколки, входил ее смех в виски, и шагнула она в самую метель на горный мост, сделала шаг, другой, третий... и поскользнулась, дернулась, повисла, цепляясь пальцами за перила. И с другой стороны моста сделала шаг ей навстречу нищенка, а стaрая дворняга нащупывала ей дорогу сквозь метель, и еще сделала шаг, и еще, и дала руку, вытянув ледяную деву.
Молча возвращались в селение жители, и брела меж ними нищенка убогая со своей дворнягой, и шествовала ледяная дева, да только колокольчиковый смех не слетал с ее уст.
И вышел навстречу проповедник (а людская молва летит быстро, и кто-то уж успел доложить о танцах над пропастью), хмуро поглядел на дочку да нишенке бросил:
- Проси чего хочешь.
И показала ведьма-побирушка на ненужных собак.
И шла из села, а за нею шли бесполезные псы, а люди смотрели вслед уходящим. А наутро в селении не осталось ни единого пса, ни хозяйского, ни безхозного, и следы их остыли в снегу, и даже малый щенок дочки проповедника сгинул с остальными псами.
И ледяная дева села и заплакала впервые в жизни теплыми слезами.
Нищенку и псов больше в горах не видели. Впрочем, говорят, у собак есть свои святые, но люди не помнят их имена, а псы много не скажут.