Благословив только замирающих на крыле

[karetu]

А по ночам мне немного долго листать Ватто,
и спать отвыкла весной протяжной, как сон пустой.
Длиннее дни, и играют норны со мной в лото,
ах, милый чижик, куда ни прыгай, повсюду "стоп".
Тепло и парно, и у Антропос болят глаза,
руками шарит в мешке на ощупь тугую прядь,
я ей про лето, мол, нагулялась бы, стрекоза,
она да сестры, Лахезис с Клото, все тянут прясть.
И, знаешь, солнце почти не катит за горизонт,
на небе виснет тяжелым шаром, да не упасть,
и мне мерещится, что вплетаю лучи в узор,
а, может, просто весна, а я не словила пас.
И очень густо размазан синий по всем мечтам,
да только треснуло отражение в зеркалах,
я все пытаюсь с письмом добраться на главпочтампт,
да переломаны все дороги и два крыла.
И я молчу, не сказав ни слова, сижу да шью,
от века Евам измерить вечность, спокойно ждать,
а в небе птицы на север тащат нелепый юг,
а под рукою стирает память, бежит вода.
Но я стараюсь не отвлекаться, учить язык,
курлыкать что-то, так неразборчиво, невсерьез,
а цирк уехал, кина не будет, и в стеклах зыбь,
играй, шарманка, мне мелодическое старье.
Но это, в общем, совсем неважно, мотив звенит
И саднит где-то в печенке или скребет гортань,
Мои подружки все тянут медленно эту нить,
а у меня расцветают розы, растет герань
и анемоны. Я совершенно не покажу,
как ждать устала твоих грохочущих колесниц.
Сорвется в небо апрельской полночью майский жук,
От безнадежных прикосновений. А ты все сни...
Неважно. Сниться. Иль видеть сны. А потом - покос,
Разрезать судьбы, да не нарушить надежных клемм,
Вдохнуть, нырнуть. За окном немыслимо глубоко.
Благословив только замирающих на крыле.